ВУКТЫЛ — НЕ ТЫЛ, ВУКТЫЛ — ПЕРЕДОВАЯ!
Практику на третьем курсе я проходил в молодежной газете Республики Коми. Сыктывкар, столица Коми, мне понравился. Город уютный, вокруг леса, каких в наших степях отродясь не водилось. На проспекте, уходящем к железнодорожному вокзалу, построили кинотеатр «Парма», университет, магазины, общежития, Академию наук. Вдоль проспекта посажены ели, сосны, берёзы. На проспекте располагались газеты «Красное знамя», «Молодежь Севера», «Югыд туй».
В газете «Молодежь Севера» приняли хорошо. Много позже узнал, что модный ныне писатель Сергей Довлатов читал эту газету. Коллектив творческий, и, что меня приятно поразило, журналисты имели свое право на оценку событий комсомольской жизни республики. Вот пример. В леспромхозе состоялось отчетно-выборное комсомольское собрание, с которого я написал отчет. Наполовину критический. В обкоме прочитали текст и попросили сократить критику. Редактор спросил меня: согласен ли я на сокращение? Не согласился. Отчет опубликовали, журналисты «Молодежки» были со мной солидарны. Через два года я работал в городской газете «Волгодонская правда». Редактор Аксёнов правил материалы, не спрашивая ни согласия, ни моего мнения. Этот факт я запомнил на всю жизнь и старался учитывать его в своей редакторской деятельности, хотя правил безбожно. Сокращал целыми абзацами. Но не мысль, а словоблудие, на нашем жаргоне — «воду».
1975 год. Шло интенсивное освоение нефтяных и газовых месторождений Тимано-Печорского бассейна. Попросил редактора послать меня на Всесоюзную ударную комсомольскую стройку Усинск — будущий город нефтяников и газовиков.
Стояла прекрасная погода, когда я прилетел в Парму — это поселок на реке Колва. Сюда на пионерную базу по северным рекам доставлялись грузы. От пионерной базы до будущего Усинска мы добирались по бездорожью. Штаб комсомольской стройки стоял на въезде в поселок. Это был обычный деревянный вагончик, десятки таких же располагались и дальше, в низине. Но уже строились и пятиэтажки.
Поселок — растревоженный улей. Снуют машины, везде краны, люди, стройматериалы, котлованы, мусор. По поселку вдоль будущих улиц и проспектов проложены огромные трубы. Оказывается, это система отопления для балков. Балки меня поразили: это раскрашенные железнодорожные цистерны, выставленные в длинные шеренги. Внутри них — жилая комната и кухня. Тогда это считалось классным жильем — отдельная квартира.
Справа от въезда в поселок со стороны тайги, около болота в низине, стояли палатки ленинградских студотрядов. Там в командирской палатке я и жил несколько суток, потому что отношения с комсомольским секретарем стройки у меня не заладились сразу. Он не лишен был, на мой взгляд, комчванства, считал людей, приехавших сюда работать со всех концов страны, только охотниками за длинным рублем. А как же иначе? За запахом тайги едут только дураки, хотя те, кто сейчас живет в Усинске, на мой взгляд, и были настоящими романтиками и настоящими патриотами. Преклоняюсь перед ними. Не все выдерживали Север. Помню, начальник «Комсомольского прожектора стройки» — звали его Володя, с ним подружился — повел меня к молодым специалистам. Две симпатичных девчонки. Москвички. После института их направили сюда. Жили в отдельной «цистерне». Порядок, уют. Но за порогом грязь страшенная, ходить можно было только в сапогах. Они напуганы — разговорным матом, криком при закрытии нарядов, громадьем стройки, и чувствовали себя затерянными и, наверное, считали жизнь свою загубленной. Девушкам — малярам и штукатурам было проще, они соглашались и не на принцев, а москвички жили в иллюзиях. Потенциальных женихов у них не было, а без любви какая жизнь?
Все-таки Север — не женский край, вернее необустроенный Север. Потом уже в сыктывкарском аэропорту я встретил одну из них: за ней приехала мама из Москвы. Сколько слез, сколько счастья! Редко я видел такого счастливого человека.
И все-таки счастлив и тот, кто бывал на таких вот стройках. Какое то всемирное братство царило в отношениях между людьми. Радость трудовых побед, мечта построить свой город.
Сейчас я открываю сайт газеты «Усинская новь» и вижу, что в городе много гостиниц. Даже фонтаны есть. Благоустроенные улицы, правильные квадраты жилых домов, аэропорт. «Зимники» до Вуктыла и железнодорожный мост через реку Усу. В то время он только строился. И живет здесь около 50 тысяч человек. Доведется ли мне снова увидеть северный кусочек моей романтической молодости?!…
После этой командировки я опубликовал в «Молодежи Севера» только репортаж с буровой вышки. О героических буднях буровиков. О самом же Усинске писать духу не хватило. Вернее, журналистского опыта — распознать в суете будней великие души и дела людей. Тогда же я напросился у главного геолога или нефтяника, кажется, в поселке Парме на командировку за Полярный круг. Не знаю, кем был этот седовласый бакинец, но он меня понял и отправил за реку Усу на вертолете, потом ехали по лесотундре на уазике. Попутчиком оказался здоровенный парень с таким же здоровенным баулом, в котором все время что-то звенело.
— Что у тебя там звенит? — спрашиваю.
— Водка.
— Так на буровой и стройке сухой закон.
— В отпуск на большую землю уезжаю, ребятам поставить надо. Так принято.
Переправились на пароме через реку Колва, кажется. Лагерь стоял прямо у берега, но до буровой ехать несколько километров. Начальник участка вызвал молодого парня (мастера) и попросил сходить в барак за шофером.
— В «стоголовый» не пойду, — отвечает тот.
— Почему? — «Форму 2» плохо закрыл, грозились.
«Стоголовым» называли барак, где жили рабочие. Грозились мастеру (зарежем, дескать) потому, что он закрыл им наряды по меньшему тарифу, чем они хотели. Так я впервые столкнулся с Севером, где закон — тайга, а медведь — хозяин.
Дорога к буровой была грязной. Но меня удивило бесхозяйственное отношение к лесу. Будто специально пьяные водители тягачей ездили кругами. Десятки изломанных сосен и берез, которым цены не сложишь в наших степях. Приехали. Буровая вышка гудела и дрожала. Работа шла круглосуточно. Это была буровая одного из знаменитых орденоносцев-бригадиров. К сожалению, северный блокнот я потерял, а фамилии людей не помню. Он повел меня на платформу, где буровики «сверлили» вечную мерзлоту, под которой таились огромные запасы нефти и газа. Работали сноровисто, спокойно, хотя труба вращалась с бешеной скоростью. — Порядок, — сказал бригадир, — мне тут делать нечего, пойдем ужинать.
Утром бригадир смотрит телевизор.
— Пойдем на буровую, — говорю.
— Дай досмотреть. — Что там смотреть? Утреннюю гимнастику?
— Это для вас на материке утренняя гимнастика, а для нас — эротика в тундре.
Но почему здесь нет ни одного слова про Вуктыл?
Вуктыл — это месторождение газа, где тоже строился поселок, только газовиков. Отсюда, кажется, начинается газопровод «Северное сияние». На этой стройке я не был, но уж больно красивый слоган: «Вуктыл — не тыл, Вуктыл — передовая».
В этой газете я проработал всё лето. И решил остаться здесь, на Севере, перевестись на заочное отделение. Но не получилось. Моей судьбой стал Волгодонск, который мы строили вместе с Татьяной!